Автор: Москвич (---.pppoe.mtu-net.ru)
Дата: давно
Я — СИРОТ!
Репортаж из центра «Вдохновение», в котором спасают брошенных детей
— Как сюда попасть?
— Во-первых, ты должен быть из неблагополучной семьи.
Во-вторых, сам тоже неблагополучный.
Ну, трудный, значит, хулиган какой-нибудь…
— Господи! Хоть бы я им оказался.
(Из разговоров двух подростков на празднике святого Николая)
Фото здесь:
http://2004.novayagazeta.ru/nomer/2004/53n/n53n-s29.shtml
Хочу, чтобы вы знали: есть место в нашей стране, где замысел, как бы ни был высок, осуществляется. Мечта, какой бы дерзкой ни казалась, становится явью. В реальные, сжатые сроки.
Запомните адрес: село Никольское Рузского района. Центр «Вдохновение» батюшки Ильи.
Ждете, что я напишу: помогите центру. Ошибаетесь. Сегодня, когда детище Ильи Дорогойченко стоит на ногах, я хочу сказать о другом: если вам плохо, если вы разуверились в жизни, приезжайте. Хоть на один день. Войдите в ритм великого действа, которое вершится ежечасно и ежесекундно, — неслыханное счастье охватит вашу душу.
Действо это называется спасение брошенного ребенка.
Центру шестой год. Наша газета писала об отце Илье и его воспитанниках — мальчиках из неблагополучных семей, которые в течение 21 дня проходят реабилитацию. Год назад было решено взять из приюта восьмерых малышей от полутора лет до пяти. Родителями стали молодые музыканты Анна и Валентин Констанди. Был у них и свой четырехлетний сын Валечка. С ним проводили большую работу по обретению братьев и сестер. Накануне приезда Валечка рассказывал, как будет учить детей чинить карандаши («ведь они не умеют этого делать»), как научит рисовать. Был в волнении. Подлинное потрясение он испытал в первый же день. Братья и сестры отняли у Валечки велосипед и все игрушки, которые он собирался подарить.
Он убежал в поле. На все попытки вернуть его в дом неизменно отвечал: «Я — ушел». Потом заболеет и попадет в один бокс с полуторагодовалой Дашкой. Будет рассказывать анекдоты, а Дашка, ровным счетом ничего не понимая, зайдется от счастья. И все потому, что они — рядом. Вдвоем.
В тот год я приезжала сразу после приема детей и две недели спустя.
…В день приезда я увидела их за обеденным столом. Они сидели, как маленькие арестанты. Всем ходом сиротской судьбы были готовы к любым испытаниям. Не приведи бог увидеть вам эту готовность на лице младенца. Готовность вынести все, что Господь ни пошлет.
Первая трапеза шла при полном молчании. Задача одна: не выпустить кусок хлеба из рук. Помнится мне, кухарка постоянно отворачивалась, утирая слезы.
Приютские замашки обнаружились сразу. На попытки батюшки дотронуться до руки Кирилла малыш ответил ударом («Ох и крепка советская власть!» — подумалось батюшке). Отец Илья взял бьющую руку. Провел по своей голове. Малыш затих. Движение оказалось неожиданно новым.
Вот так они шли: минута за минутой, час за часом, день за днем. Торили дорогу к детскому сердцу. Путь оказался непростым. Отметины в душе живут долго. Имеют эффект эмоционального шлейфа. Это когда отрицательное переживание не уходит при устранении объекта, вызвавшего переживание.
Оно продолжает жить самостоятельной жизнью и имеет тенденцию накрывать собой даже самые добрые пожелания ближнего.
Вот здесь и требуются усилия взрослого сродни душевному подвигу.
Прошел год
На день святого Николая выступал ансамбль малышей. Среди них была малютка Дашка. Исполнялся танец «Леди и джентльмены».
Поверить, что вот эти свободные, лощеные аристократы в цилиндрах и шляпах и есть загнанные младенцы со страхом в глазах, было невозможно. Даже тому, кто видел весь процесс очеловечивания человека каждый день. Свершившееся казалось чудом. Потому они все плачут: бухгалтер Наталья Ивановна, домоправительница Марина со своими пятью детьми, хозяйка столовой Ниночка, готовая накормить каждого страждущего. Все они плачут. Я в том числе.
Не плачет только Маргарита Юрьевна. Теща приемного отца. Ей недосуг. Она постановщик танца. По сути своей танец есть психотерапия. Это труд. Подчиняясь логике танца, изживаешь в себе страхи, комплексы и обретаешь свободу, вне которой личностью не состояться. Ансамбль малышей — это реализация главного тезиса программы отца Ильи: сформировать усилие быть человеком. Известно, что именно эта способность отсутствует у беспризорника и правонарушителя, ибо все их действия спонтанны. Между стимулом и реакцией зазора нет. Зазор требует усилий. Умственных и волевых.
Гостей на празднике оказалось свыше ста человек. Это дети, прошедшие в свое время реабилитацию в центре, это ребятишки из соседних сел Покровское, Брикет, Волково, Мамошино.
Лавок не хватает. Сидят на спортивных матах, просто на полу. Здесь можно все, потому что, когда мы вместе, нам не страшно.
Дети и взрослые знают: чудо возможно. Оно рукотворно. Год назад здесь, где мы сидим, были стропила. А сейчас — огромная трапезная, концертный зал и переходы в два коттеджа (один — для старшей группы мальчиков, другой — для малышей).
Жизнь в одиночку не дается. Стоит послать позывные — тебя услышат, где бы ты ни был. Здесь можно осуществить дело по-своему. Не так, как делают все. А как тебе хочется. Здесь не дадут потеряться. Нельзя останавливаться. Продолжай движение, несмотря ни на что. Помни: легкое может быть очень сложным, а то, что тебе кажется важным, на самом деле — сущий пустяк.
Семя, брошенное в землю, обязательно прорастет. И — главное! — всегда плохо не может быть никак.
На таких принципах организована жизнь детей в центре. Знание подобных вещей добывается прежде всего опытом прожитой здесь жизни. Не так важно, расстались мы или нет. Важно, что встреча состоялась. Все порожденное сердцем остается с нами. Это тоже программный тезис.
…Клоунесса Алена (воспитательница с режиссерским образованием) выступает в паре с трехлетним малышом. В течение двух часов Арлекино то взлетал в воздух, то водил хороводы, то тормошил публику.
Однажды он появился среди кукол над ширмой. Куклы ожили. Задышали, задвигались. Интересно, чей это ребенок? — подумалось мне. Такие вырастают в атмосфере любви. Маленький клоун оказался тем самым Кириллом, что ударил батюшку. Успехи он делает ошеломляющие. Через две недели после приезда заговорил. Вчера на полднике протянул мне овсяное печенье. Улыбка до ушей. Ждет, когда я начну есть. Год назад такое движение души было ему неведомо.
Все видя, я тем не менее полагала, что какие-то сущностные моменты упустила. Снова приехала в Никольское, чтобы поговорить с родителями. Мамы Ани не было. Уехала с пятилетней Аленой исправлять зрение. Папа Валентин не торопился со мной делиться. Более того, он вообще не был склонен ни к какой рефлексии. Почти с вызовом сказал:
— Да. Растут. Только теперь я понял, почему мама не замечает, что я уже вырос. Я для нее все еще маленький. Это базовое родительское чувство… Нечего мне вам рассказывать… Что вы хотите услышать? Детей надо мыть, отучать от горшков. На это ушел год. Лечить их надо. Они пришли с серьезными заболеваниями. Есть даже внутриутробный сифилис.
— У кого? — спросила я.
— Так я вам и сказал. Ни у ко-го! Лечим — и все. Вылечим.
На том и расстались. Жаль, но что поделаешь. Приезжает старая тетка, а ты подавай ей рефлексию на педагогический процесс. Ишь чего захотела…
Но случилось нечто…
Вовка
— У нас праздник! — встретила меня Маргарита Юрьевна. — Вовочка увидел оранжевый цвет.
Он видел мир в одном цвете — белом. Сегодня различает весь спектр. Малыши протягивают свои цветные стаканы, и Вовочка называет каждый цвет под визг радости всех детей.
Я воодушевилась и задала вопрос:
— Тебе здесь нравится?
— Нравится, — сказал Вова. И — замялся. Замешательство показалось странным.
— Ты хотел бы вернуться в приют? — как полная дура, спросила я.
— Да!
Все взрослые ахнули. Больше всех закручинилась Маргарита Юрьевна.
— Хотел бы уйти?
— Да!
Вовочка упрямо стоял на своем.
Пытаюсь успокоить Маргариту Юрьевну. Детское мышление ригидно, лепечу я. Во всем виновата только я. Создала провоцирующую ситуацию. Если бы я спросила: «Ты не хочешь вернуться?» — он бы обязательно сказал: «Нет!».
Наталья Ивановна решила меня выручить, но подлила масла в огонь.
— Вопрос следовало поставить иначе: «Если ты вернешься, как же я без тебя?». Ребенку необходимо ощутить, что в его любви нуждаются. Это начало ответственности за другого.
Вот так мы мучаемся над Вовочкиным признанием.
Тем временем папа Валентин поднимается с Вовочкой на второй этаж в детскую комнату. Сажает ребенка на колени и начинает долгую беседу обо всем на свете. В том числе и о предполагаемом бегстве.
Выясняется, что в старшей группе мальчиков появился некто Данила. Для Вовы все Данилы на свете были тем мальчиком, который терроризировал всю малышовую группу. Подкладывать свои какашки в чужую постель — это было самое невинное занятие деспота.
Вова решал задачу предельно простыми средствами: раз здесь Данила — мне здесь не жить. Вот что стояло за детской репликой: «Мне здесь нравится — я хочу отсюда уйти». То, что нам казалось противоречивым и неблагодарным, предстало как душевная драма ребенка.
И тогда на кухне, разделывая селедку, Валентин произнес монолог, которого жаждала моя душа. Молодой красивый музыкант вслух говорил о том, что обычно говорится в кругу своих, объединенных делом. Еженощно, когда укладываются дети спать, идет «разбор полетов».
Мне, спровоцировавшей инцидент, выпала честь услышать фрагмент такого разбора.
— Что значит «они растут»? Год ушел на элементарные гигиенические навыки. Ребенок не может жить в грязи. Надо убирать. Мыть. Кормить. Гулять. Заниматься. Однажды возникает такой случай, как сегодня с Вовой. Есть обычная реакция: «Я тебе отдала всю жизнь, а ты ночь на дискотеке». В ответ: «Тебя никто об этом не просил». Вот и вся педагогика. Надо остановиться. Понять, что стоит за детской репликой. Она может скрывать душевную драму. Ее следует отыграть. Иначе она превратится в рубец на сердце. Тут нужны специальные знания. Более сложные, чем отучение от горшка. Словарь малышей в первые дни состоял из двух слов: «хам» и «нахал». Другого обращения они не знали.
…Вспомнился мне наш великий современник — философ Владимир Соломонович Библер. Последнюю треть своей долгой жизни он посвятил школе. Среди многих гениальных педагогических приемов был один, который так и назывался: работа с детскими репликами.
Детская реплика как путь вхождения в детский мир, детскую логику. Драгоценный способ познания строя детской жизни, отличной от нашей, взрослой. Не отмахнуться от детской «глупости», а ухватиться за нее. Она и есть хвост Жар-птицы, каковой является самодостаточное детское бытие. Живущее наособицу.
Автомобиль
Так сколько же искусства требуется педагогике?
Ровно столько, сколько она осознает, что детская жизнь — это чудо!
Программа центра каждый год творится заново. В этом году каждая смена подростков собирает свой автомобиль. Настоящий. Исходный тезис — немотивированная деятельность приносит вред: отупляет ребенка. Работа, навязанная «сверху», психологически опасна. Человек превращается в раба. Раб увлеченным не бывает.
…Центр создает ситуацию, когда ребенок сам спрашивает взрослого. Только тогда мы становимся учителями, а не по факту обозначенной профессии.
Реализация проекта (в данном случае — сборка автомобиля) требует соответствующих качеств.
На сегодня наша тема: внимание и внимательность. Свойство человеческой личности и условие любого производственного процесса.
Начинается увлекательное путешествие за вниманием. Сюжет является смыслообразующей единицей жизни детей. Внимание — это фабула нашей жизни. На первом этаже в самом центре просторного зала стоит остов автомобиля. Рядом — древо познания. Остов ежедневно пополняется деталями. Реальное свидетельство нашего общего дела.
…Батюшка лишен пафоса. Если он печален, то, как правило, есть конкретный повод. Вот как сегодня. Утром в центр явились два подростка, ранее проходившие здесь реабилитацию. Уже тогда они бросили школу. Педагоги центра уговорили мальчиков вернуться: без образования в жизни не пробиться. Свидетельство за девять классов откроет двери в большую жизнь. Среди покинувших школу был еще один, третий мальчик. Главный оппонент батюшки: школа смысла не имеет. Учителя — наши враги. Те двое вернулись в школу. Но прав оказался третий: к экзаменам подростков не допустили. «Кому ты ставишь двойку? Кому?» — кипятится батюшка.
Он знает меру вины ребенка, но знает и нечто другое — пустыню отрочества (как сказал бы Лев Толстой) дети проходят в полном одиночестве.
Завтра в восемь утра Наталья Ивановна снова поедет в соседнее село к директору школы.
— Выходит, за демократию мы рассчитались стариками и детьми? — это я пытаюсь философствовать.
— О! Господи! Ну вы, как Швыдкой в культурной революции, формулируете постулаты. Да никто ничем не расплатился ни за что. За демократию в том числе. При чем здесь демократия?
Вопрос в другом — в оскудении в нас человеческих чувств. Мы не оказались людьми. Возможно, ими никогда не были все эти восемьдесят лет.
— Но все-таки детям лучше было, например, в семидесятых годах? — гну свою линию.
— Несопоставимо. Раньше в Рузе было 39 лагерей, сейчас — 19. И опять — не это причина.
Кто они, эти малолетние преступники? Мстители. Только и всего, считает батюшка. Указующие на наши преступления, о которых мы позабыли или вообще не ведали, что их совершили.
Область духовного воспитания имеет свой сюжет: соотношение Добра и Зла. Да, есть темная сила. Мы сразимся с ней. Наше оружие не меч, а любовь.
Для чего существует темная сила? Чтобы мы увидели свои недостатки.
…Говорю, что на празднике видела Митю.
— О! Это святой…
— Ничего себе святой! Он же в скинхедах ходил!
— Теперь не ходит. Он лучший из тех, кто был здесь. Я понял его страдающую душу в день, когда приехала его мать. Пьяная, грязная, матерная. Он прятался не только от нее. От всех. Ему было стыдно и больно. Не хотел жить.
Их проблемы — это проблемы мщения. Очень непросто утолить состояние недолюбленности.
«Я — сирот!»
…Он ворвался в дом батюшки с воплем: «Я вас всех подожгу… Я вас всех взорву». Кричал неистово. Олегу (имя изменено) было уже семнадцать. Он работал сварщиком у батюшки в храме… Жил в Люберцах. Милиционер-сосед вкупе с нотариусом обманным путем оформили продажу комнаты, прописав юношу в ярославскую деревню. На руки дали сберкнижку, где значилось — 15 тысяч рублей. Сейчас у Олега ни комнаты, ни паспорта. Он — бомж.
«Я — сирот! Я — сирот!» — кричал Олег на весь мир. Агрессия была чудовищна. Батюшка чувствовал, как сжимаются кулаки. Он их разжал. Обнял сироту, крепко прижал к сердцу и увидел слезы на глазах сироты.
Ваня Терентьев (педагог-воспитатель) сообщает своей коллеге Алене новость:
— Вовку Петрова снова в психушку засадили. Уже во второй раз. Ну сбежал из интерната ребенок в праздники домой. Вот и все преступление. Почему сразу гнать ребенка на уколы?
Недалеко от Никольского храма располагается детская психиатрическая больница. Пациентам больницы — душевнобольным детям — запрещено посещать храм.
— Удивительно, — говорит батюшка, — что происходит с нормальным взрослым человеком, как только он остается наедине с ребенком. Откуда это двуличие? Почему включается механизм произвола и насилия? Но ведь есть профессия — воспитывать детей. Здесь бездна добытой человечеством мудрости. Этого не знают? Не хотят знать?
…Не допущенные к экзаменам мальчики покидали центр. Накрапывал дождь. Они шли проселочной дорогой в дальнюю деревню. Вид у них был виноватый. Как-то сложится их жизнь?
— Те, кто хоть раз здесь побывал, не пропадут совсем. Они знают дорогу к храму.
Слова Натальи Ивановны лишены метафорического смысла. Имелся в виду храм, где служит батюшка Илья.
P.S. Каждый раз, когда покидаю Центр, расположившийся в двух минутах езды от столбовой дороги, по которой можно уехать ко всем чертям, в душу мою закрадывается тревога. Как они живут? Двери стеклянные. Охраны нет. Забора — тоже. Да и замки символические.
Батюшка не любит, когда я пекусь об этом. Наталья Ивановна рассказала, как однажды подкатил джип с наворотами и вошли бритоголовые качки. Сердце застучало. Качки были немногословны: «Что надо?». Со страху Наталья Ивановна ляпнула: «Памперсы». Потом добавила: всегда нужны сахар, крупа. Привезли и сахар, и крупу. Памперсов хватит до свадьбы. (Следует заметить: в центр не вложено ни одной государственной копейки.)
Эльвира ГОРЮХИНА, обозреватель «Новой»
26.07.2004
| |