Автор: Москвич (---.pppoe.mtu-net.ru)
Дата: давно
ВЗОРВАННЫЙ ГОРОД И ХАТЫ С КРАЮ
Почему к российским журналистам в Беслане стали относиться плохо
Я привез из бесланской школы стреляную гильзу и школьную тетрадку. Она заполнена фамилиями третьеклассников. Это журнал. Заполняла его учительница, но почерк у нее — детский такой, наивный. Она сама еще ребенок. Убивать ее было не за что. Но ее убили — за халявную чеченскую нефть, за черный рынок оружия, за бюджетные «потоки». Прибыль на этих делах многократно превышает 300%, за которые, по Марксу, капитал пойдет на любые преступления.
Лицо провинциальной национальности
Поездки моей в Беслан домашние боялись и переживали: на Кавказе стреляют, похищают с целью выкупа, берут в заложники и просто убивают. Оказалось, Беслан — обычный райцентр, как любой другой провинциальный городок в российской глубинке. Тихий, зеленый, в основном одноэтажный. Бедный, как и большинство других в нашей стране, переполненной природными богатствами, включающими всю таблицу Менделеева.
Столица Осетии Владикавказ («Владик» — иначе его не называют) — рядом с Бесланом. Убогие дачные участки в пригородах. «Скворечники» в чистом поле и сами «дачи», слепленные из чего Бог пошлет. Финансовые потоки через Владик не ходят, и Бог посылает местным жителям намного меньше, чем москвичам или тем же самарцам.
К русским в Осетии доброжелательны. А могли бы быть и злыми — ведь это Россия развязала новую кавказскую войну, из-за которой теперь убивают их детей.
После одной важной встречи во Владике я шел в полночь по городу километра два до гостиницы и практически не боялся. Аура спокойная, понимаете? Нечего бояться. В этой маленькой республике живет очень доброжелательный и спокойный народ. Осетины — христиане, а соседние республики — мусульманские. Но во Владике есть храмы любых конфессий.
Жизнь бедна, и цены на Северном Кавказе ниже, чем в России. Если в Ростове 92-й бензин стоил 14,50 за литр, то здесь — не выше 13,50. А на одной заправке я видел цену 12,90. Потому что денег у народа нет. И пьянства здесь нет. Традиции такие. За 4 дня не видел ни одного пьяного.
В Ростове цены на вокзале вдвое выше, чем в Минводах, Нальчике, Владике. Кафешки возле вокзалов этих городов гораздо ближе к советскому общепиту, чем к московским кафе. Ну нет у людей денег. Но разговоры типа «жирующая Москва — нищая глубинка», типичные для русской провинции, здесь не катят.
Седой тучный таксист-осетин на мою реплику о разнице в уровнях жизни Москвы и Северного Кавказа сказал:
— Какая еще разница уровня? Нет никакой разницы! Хорошо живем. Просто этим не нравится, что у нас хорошо, а у них плохо, и они хотят нас взорвать, чтоб и нам плохо стало. Да, у нас есть богатые, как в Москве. Человек пятнадцать на всю Осетию. И все они — там, наверху, — показал он пальцем в крышу такси.
…Я пошел по Беслану куда глаза глядят. Надеялся, что тропа сама выведет меня к школе. Очень не хотелось спрашивать дорогу у бесланцев. Шляются тут праздные глазеть, когда возле каждого дома — гробы. Я б на их месте посылал куда подальше. Да еще и тумаков можно бы надавать, чтобы не лезли.
Лестница в небо
Километра три я шел по Беслану, спрашивая у встречных дорогу. И каждый объяснял мне, как родному. Уже перед самой школой возле частного дома я спросил дорогу у мужика, копавшего землю в палисаднике.
— Журналист? — ледяным тоном спросил мужик.
— Нет, — твердо соврал я. — Мне тут друга надо встретить.
Журналистов здесь несколько раз били. Причем только российских. За то, что показывают врунов по телевизору и не говорят правды. Иностранцев ни разу не били. Мне было стыдно за профессию. А раньше я ею гордился.
Стекла на входе в ДК перед последним поворотом к школе сплошь залеплены фотографиями с просьбой помочь найти ребенка. Огромный стеклянный витраж из детских лиц. Некоторые фото — любительские, некачественные. И на каждой — надпись-крик: помогите найти! Девочка раненая, ее перегружают с носилок в машину, в руке у нее крестик. И в тексте под фотографией: люди, у нее же крестик был, вы же видели ее, она жива ведь, крестик сжимала, ее ж легко опознать, позвоните!.. Есть несколько фотографий взрослых, тоже пропавших. Есть стандартный бланк для опознания. Человеческая фигура, как в учебнике анатомии, размечены части тела, и родственникам надо указать, на каких частях были характерные признаки. Родинка, например, или шрам.
Там же висят два письма, написанные от руки на русском языке, — от французского и американского телеканалов. Журналисты оставили жителям Беслана прощальные послания. «Дорогие друзья, мы были с вами в минуты страшной беды, мы старались честно говорить и показывать правду; простите, что своей работой мы невольно вторгались в вашу жизнь; наша горечь и сочувствие к вам безграничны, и здесь, в Беслане, мы навсегда оставили частицу своей души».
Писем от российских телеканалов на скорбном витраже нет. Да и не могло быть — их бы содрали. Потому что журналисты стали соучастниками властей. Они показывали ложь и прямо повлияли этим на случившуюся резню. Понятно, у них тоже семья и дети; им надо как-то кормиться. Да и не дали б им начальники показать правду. Но спросят меня: а вы кто? И если побьют, это не так больно, как стыд за продажность или опущенность.
СМИ стали соучастниками убийства. Не все, но в целом. Ложь была удивительно бесстыжей и непрерывной. По-хорошему, один раз пойманное за язык официальное лицо должно немедленно и навсегда получить волчий билет. А тут высокие лица врут несколько раз на дню — и все божья роса. То есть просто до офигения: уцелевшие в бойне заложники несколько раз, например, рассказывали, как террористы заставляли их вскрыть пол, под которым был тайник с оружием, а после этого прокурорский тип со скошенными от постоянного вранья глазами спокойно заявляет: никаких тайников не было, все свое оружие боевики несли с собой. При этом почему-то в Москве и многих других городах начали тщательнейшую проверку всех школ, прошедших ремонт.
Понятно, им надо обелить власть и спецслужбы, которые прохлопали подготовку теракта. И понятно, что нас они абсолютно не стесняются.
Неделя прошла — и Беслан стирается с лица телеэкранов, хотя опознавать погибших будут еще долго: власть решила, что нам уже пора забыть резню, устроенную нашим детям. Мы снова заснем, и ужас неизбежно придет к каждому — рано или поздно. Потому что мы согрешили и не похоронили войну.
Разве так бывает, что в стране все хаты с краю? Что-то должно с нами случиться.
Страшно, это когда в своем городке ты идешь по переулку с названием Школьный — обычные домишки, какие-то гаражи, заросли крапивы, а потом выходишь к школе, сплошь исполосованной подонками — в клочья, в смесь обрывков одежды, игрушек, букетов, отстрелянных пулеметных лент, тетрадок и ранцев, взорванных мин (или каких-то снарядов — не специалист я). Такая смесь — на столике у входа во двор школы № 1 Беслана. А по всему двору вместе с увядшими букетами стоят пластмассовые бутыли с напитками — кола, пепси, минералка. Полные и открытые. Дети были расстреляны, взорваны и сожжены в страшной жажде, и родственники пытаются дать им попить на дорожку в рай.
Представить собственных детей под этим шквалом и взрывами нельзя. Даже пытаться нельзя — лучше сразу повеситься.
…Беслан оклеен фотографиями пропавших детей. Как будто город накрыла толпа маньяков. В Воронеже однажды пропала девочка-школьница, и обезумевшие родители во все газеты, на всех перекрестках дали объявление с фотографией. И весь город знал об их беде и переживал за них. А тут одновременно исчезли сотни малышей, любимых и ненаглядных. Несколько жителей покончили жизнь самоубийством, и психологи боятся, что вторая волна жертв резни станет массовой. Иногда кажется, что город навсегда уже раздавлен могильной плитой и жить в этом поганом мире действительно незачем.
Мы выпустили дьявола, и загонять обратно его пока никто не собирается.
Александр ЯГОДКИН, наш спец. корр., Владикавказ — Беслан
16.09.2004 <Новая газета>
| |